* * *

Деревья в стиле арт-нуво
Качаются над головою.
И нет печальней ничего,
Чем эта осень под конвоем.

Бежать нам некуда. Вздохнуть
В углу огромной новой клетки.
Уже не стыдно соскользнуть
Листком уснувшим с мокрой ветки.

Похоже, осень навсегда,
И не опомнятся вовеки
Едва живые города
И полувысохшие реки.



* * *

В карантине – в паутине
Бьётся шарик наш земной.
Раскричишься в Аргентине –
Отзывается Ханой.
Продышаться нынче туго
Сквозь невидимый корсет.
Передвинешь кресло к югу –
Скрипнет старенький Марсель.

Постепенно, ненароком
Рассыпается земля.
Замотать бы всех нас в кокон
До начала февраля!
Тише, мыши, кот на крыше,
Куст ракиты над рекой...

А поэт – сидит да пишет:
В паутине весь такой...



* * *

Мы теперь живём как на войне:
По команде лица в маски прячем,
Выживаем – или не вполне,
Сиротеем, молимся и плачем.
С кем война? Попробуй разбери:
Враг жестокий, не заметный глазу, –
Тот, который прячется внутри
И не подчиняется приказу?
Осень отражается в окне:
Вот ведь! И её у нас украли!
В этой необъявленной войне
Мы уже всем миром проиграли.



* * *

Осень снова ставит в уголке
Лёгкий прочерк, незаметный глазу.
Лист на ветке, будто на руке –
Светлый перстень бабушкин с топазом.
Маленькое счастье – на плечах.
Греет без особенных усилий.
Осень – это ужин при свечах
До тех пор пока не погасили.



* * *

Широкий осенний размах:
Дожди и туманы.
Мой кролик – буддистский монах,
Достигший нирваны.

Он прожил три жизни моих –
Старик уховислый.
С ним клетку одну на двоих
Делю я со смыслом.
Тяну из сухого нутра,
Ломая, тростинку
С трудом. Но крольчаре с утра
Меняю подстилку,
И день сразу прожит не зря:
Ни каплей не пролит…
Спит в тёплой горсти октября
Мой старенький кролик…



* * *

Листопад. (Эка невидаль!) Засыпай!
Сколько было их (тьма!) на моём веку…
Осень – несмолкающий краснобай,
Обещающий бесконечную грусть-тоску.
Вяз, вчера ещё самовлюбленный нарцисс,
Сегодня жалок, как списанный манекен…
Листья падают золотыми рунами вниз,
До сих пор не прочитанными никем.



* * *

Ноябрь ко мне засохшие клешни
Протягивает, силясь дотянуться.
Среди уже привычных «не» и «ни»
Мечтаю я в объятьях задохнуться.
Я больше не могу смотреть во тьму,
Гадать по ней, как по кофейной гуще...
Хотя бы столб фонарный обниму.
И пусть он станет яблоней цветущей.



* * *

Я здесь, любимый. Здравствуй. Как дела?
Пришёл ноябрь – за целый год расплата.
Сгущается надвирусная мгла.
И облачились в золотые латы
Деревья снова под окном твоим,
Стоят себе в почётном карауле.
Вот я пришла. Давай поговорим
О январе. А хочешь – об июле.

В жилище одинокое твоё
Ведёт простая, ровная дорога.
Сюда проникнуть подлость и враньё
Со всей земли вовек уже не смогут.
Раскован, прав, свободен – и паришь,
И никому на свете неподвластен.
Я здесь, с тобой. И ты мне говоришь
О счастье.



* * *

Приснилось мне, что Лету – подморозило,
И Стикс исчез под первой коркой льда...
В твоих объятьях, как в воротах осени,
Стою я – ни туда и ни сюда.
И эту неприкрытую иронию
Ценю я с каждым годом всё сильней.
Ты мой Харон. А я твоя Харония.
На пару дней.

Пусть листья собираются под деревом –
Я скоро облачусь в них, как в броню,
И сяду в лодку, но сперва от берега
Веслом осколки льдины отгоню.
И буду плавать меж зимой и осенью,
Перевернувшись где-то посреди...
Давным-давно мне сердце заморозило
Почти.



* * *

Ты проснёшься однажды с осенью в головах:
Юный твой ренессанс золотым увенчался барокко.
Осень – Пёрселл и Рубенс. А самое главное – Бах.
Чай с лимоном с утра или чашка ванильного мокко.
Ты привыкнешь. Поймёшь, что барокко твоё – навсегда.
Утверждается осень приметами, звуками, снами.
Каждый день опадает листва, как большая беда,
Что случилась не с нами…
Закури и глотни – в старом термосе чай с имбирём,
Чтоб ненастью внутри не давать ни малейшего шанса…
Счастье – вовремя скрыться тихонечко за ноябрём
И с листвою смешаться.