Ирина Надирова. Поэзия. Февраль 2024
Тайга
В небо резцы врезаются – небо плачет...
Всюду деревья, как крепостные стены.
Зубы им время спиливает и стачивает:
Шаткость зубов – мудрость самой Вселенной.
Как же в тайге красиво сегодня утро!
Вот где ещё мир стар и ветхозаветен.
Не щебетанье птичье – я слышу уток...
Ветер, меня обнимает свободный ветер!
2.
Острые ритмы линий
Преобладают над плоскостью.
Резко контрастны лилии –
Жёлтое над синей пропастью.
Пеной лабазник стелется.
Лёгок кипрей пушистый.
Это тайга? Не верится!
Вот она и душица...
Гнус-мошкара назойлива,
Оводы липнут к телу…
Острая самоирония
Превращается в веру.
***
Живём в каком-то кураже,
Со словарём уже не Даля.
Читаем блогеров ЖЖ,
Значки считаем за медали.
Но как запутали себя!
Забросив жизнь, ушли в соцсети…
А за бортом горит земля
И умирают наши дети.
Кузбасс
Серые отвалы – чёрный уголь.
Лезь на котлован, смотри: луна!
И она сейчас идёт на убыль –
И Кузбасс идёт на убыль, на...
Кладбище растёт. Растут коттеджи.
Место ссылки – это где-то здесь.
Но шахтёр работает прилежно:
Жить тут можно – вопреки, вразрез.
Мой век
– Легко живётся?
– Да всё как надо.
Уставившись в монитор, как в бога,
Мой век сдвигает сам стенки ада
И речь сужает до монолога.
Вставляет фразочки-заготовки...
Во всём он хочет достичь успеха.
Мой век, застрявший на остановке,
Забыл, куда он сегодня ехал.
Одуванчики
Желторотые цыплята –
Одуванчики России –
Вырастали без пригляда
Одинокими, простыми.
Говорят, что надо строго,
Все их надо бы с корнями…
Бесконечная дорога
Пролегла меж деревнями.
Подчиняясь ритму солнца,
Закрываются от влаги.
Перламутровая бронза –
Одуванчик на бумаге.
Разлетись от дуновенья!
Пух, лети
За горсткой горстка.
Одуванчик – вдохновенье.
Пыль космическая – звёзды…
Трудно полевым в России
Отличиться, стать заметным.
Одуванчики скосили.
Одуванчики – бессмертны.
* * *
И я здесь был и воду пил,
И небо в три ручья.
И листья на мечту копил.
Луну в себе качал.
И лунный свет был на просвет.
Как мой рентген в руках.
И я тут был и видел снег.
И видел облака.
И бабочка, моя любовь,
Сидела на краю.
Я отпускал её одну,
Одну уже на ю….
Горело небо – я пылал...
К утру погас огонь.
Я сотни раз так умирал.
Разжав свою ладонь.
* * *
Манную не любила, только картошку, вечно канючила:
– Мама пожарь, пожарь.
Мама на маргарине жарила последнюю картошку.
В семье нас было шестеро.
Ели, радовались.
А на следующий день мама варила манную на воде – ели, добавляли сахара.
Я размазывала кашу по тарелке, сидела на корточках, и думала: скорее бы завтра.
Завтра наступило.
Детям варю манную на молоке, не едят, просят жареную картошку.
Жарю.
Радуемся.
А завтра:
– Сделай, мама, драники.
– Конечно, мои любимые, завтра будут драники.
* * *
Степлером, сцепляя сны и память.
Заоконный свет хрусталик режет.
Без акцента, чётко так картавить
Научилась.
Что меня тут держит?
Разучилась видеть в людях космос.
Чаще вижу пустошь и разруху.
Гаснут силы, молча смотрят звёзды.
И уныние схоже со старухой.
Не усталость, а уныние духа.
А унынье – это смерть и точка.
Почему лишён мой город слуха?
Звёзды плачут, небо – кровоточит.
Разучилась видеть в людях небо.
* * *
Время лечит, нет, время плачет.
Вот, смола на сосне застыла.
Мне приснился сегодня мальчик.
Тот, которого я растила.
Я учила его, как в травах
Разбираться при острой боли.
Говорила, что этот навык пригодится,
Он был доволен.
А сегодня полынь держал он.
От полыни мне было горько.
В этом поле теперь лежал он.
Сколько ляжет их деток, сколько?
* * *
Б.К.
Иду по улице Текстильщиков,
Не оставляй меня в подписчиках.
Не оставляй меня Кенжеев,
Добавь в друзья,
Смотри, рыжеют деревья и моя земля....
Крыжовника ли это вкус?
Ты ощущаешь в полной мере,
Кирпичной крошкой выстлан берег...
Иду по улице молюсь,
Иду по улице Текстильщиков,
Не оставляй меня в подписчиках,
Приелся мне поэт Овидий.
Маячит лишь один Кальпиди.
А ты напоминаешь грусть.
Иду по улице, молюсь.
* * *
От космической пыли глаза не слезятся,
Но вчера они были в пыли...
Вот смотри – то колосья, они золотятся.
Это новые всходы с земли...
Был покос и дожди,
Не поднять и не бросить...
И душицу, и мяту рвала,
А сегодня, смотрю – в небе зреют колосья,
И встаёт во весь рост сон-трава...
И когда вы смеялись, над тем, что стежки разойдутся, не сшиты ещё...
Я писала, как дурочка, эти стишки, и от них было мне горячо...
и прозрели они, сварка времени я...
Трещин больше не будет вовек.
На просвет тоньше, чем…
Но вот видишь края.
Арматура мой стан и мой век...
И ложиться не страшно,
И смерть не уход.
Мы под платом...
из колоса сшит...
Человек – он монада, он ключ, он пин-код...
Ландыш символ не слёз, а души...
От космической пыли одна только пыль.
Присмотрись, сколько знаков тебе.
Вот упал, а вот встал тот же самый ковыль.
Отче наш даждь нам днесь...
о воде ...
***
А завтра будет новое пространство.
В котором будут новые качели.
И дети будут взрослым улыбаться.
И снег крошить в ладонях как печенье.
А завтра будет лишь у тех, кто выжил.
Кто полоскал бельё, сушил над речке.
А я иду мне говорят иди же,
Куда идти?
Иди давай за гречкой.
Окна
Окна светлые молчаливы.
Что ты хочешь увидеть в них?
Грусть, печаль обреченной ивы,
Ветер лег и в канаве стих.
Омертвелые литься,
наспех в кучу собраны,
сожжены.
Бог берет молчаливо ластик
И стирает всю грязь с луны.
Что еще ты в окне увидишь,
кроме скуки, тоски и сна?
Разве ты комара обидишь?
Он жужжит, что жива весна.
Окна наспех раскрыты небу,
Подожди не мути свой сон.
Жизнь проходит, всегда к обеду.
Как сквозь пальцы морской песок.
Байкал
Серп волны закалённый в крови.
Рассекает волну по любви
Наблюдай за Байкалом сынок.
Арсалан он уже не щенок.
Век смотри ты на озеро - глаз.
- Обернись!
- Нет, иди.
В этот раз вопль волны уношу в рюкзаке.
Камень белый - холодный.
В руке...
Согревай меня,
Делай живой.
Волн кипение над головой.
Против снега
И деревья зияли и плакали ивы о прошлом.
И цикады не пели,
В полях подмаренник расцвел.
И брела по полям чья - то старая, старая лошадь.
И бросали слова будто мелочь, в небесный котел.
Все так наспех случилось....
Ни облачка, малой дождинки...
Середина июня....стоит духота и теплынь...
И березы в ситцевых платьях и белых косынках,
Одинокий белоголовник и рядом полынь.
2
Я смотрю в небеса...
Кедры валит судьба беспощадно...
Эхо будет стоять еще долго и рана кровить.
И в проеме дверном мне стоять...
Текст размыло печатный...
А ты вышел в рубашке сквозь бездну,
и вымолвил:
- Пить!
3
Крест нательный блеснул - метроном.
Я запомнила время.
Время первых свиданий...
Меня причащали огнем.
Приняла твое небо
И скинула крест свой - ошейник.
И услышала эхо:
-Пойдем против снега,
-Пойдем!
Остановите речь
Мы говорим с тобой, сестра, на этом языке.
И речь его - всегда остра, невнятно мУ и ке
И в мУке этой нам рожать детей своих на свет,
И в подоле качать, держать,
И голыми на снег...
И пятками крестить кресты,
В сорочке белой лечь.
Как снег цвести, потом остыть.
Остановите речь.
Больной и хрупкой в мир прийти,
И закалить свой нрав.
И встретить солнце на пути.
Язык у нас картав
...
Картавить в небо, но о ком
Молится мне скажи?
Отравленное молоко - язык мой рожь во лжи.
И я молчу,
И ты молчишь,
И колокол отлит.
Я плакать вовсе не хочу,
Жива - пока болит.
Мы говорим с тобой сестра на языке любви.
Не помним этого костра,
В котором нас сожгли,
Но в этих муках родовых,
Познали мы любовь.
Не знали мы с тобой иных,
Путей, как только боль.
***
Будешь однажды с авоськой ходить.
Памятью душу свою бередить.
Сядь на пенёк.
Отдышись, отпишись.
Больше не лайкай поэтову жизнь.
Все записать не успеет душа.
Что нёс в авоське?
Да, вот ни шиша.
Эхнешь и ухнешь и дальше пойдешь.
Что ты в авоське поэта найдешь?
Ходить без памяти и в памяти,
И слышать голоса ушедших.
Где нет теней, их черти схавали.
Любуйся светом, свет - бессмертен.
Где снег напоминает многое.
Нет заготовок настроения.
А небо нынче лунорогое,
Тебя доводит до мигрени.
Позывы тошноты и рвоты,
Где кашель - акт реальной злости.
Ну, на кого ты?
На кого ты?
Оставил нас.
Забиты гвозди....
Забить на быт,
Уйти в незнанку,
Но это тоже ведь не выход.
Выхаркивай снег наизнанку,
Пока тебя не съел твой выбор.
***
Сумма сдвигов, срезов, книг что проще?
Помню слово - смысл вот забыл.
Время вещи превращает в мощи.
Время мощи превращает в пыль.
***
Не оставив пароль и пин-код,
Мы уходим без всяких лайфхаков.
Я хочу богом быть, как мой кот,
Он со всеми всегда одинаков.
По мотивам стихотворения Романа Тягунова «Библиотека имени меня»
Внутри меня читают книги дети.
Внутри меня читают не меня.
О чем они?
О жизни и о смерти.
Течет Иня.
Не имени меня.
Течет Иня.
А где ей течь родимой?
Она черна, как у шахтера глаз.
Внутри меня проходят люди мимо,
Внутри меня есть непременно лаз,
Ползи улитка, слушай волн кипенье.
Смотри, как разобрались без меня.
Внутри меня растет стихотворенье,
Внутри меня читают не меня.
Я человек, который пишет письма
И клеит марки листьев на асфальт.
Прошла пора сверять свой возраст - числа…
Стоишь во весь свой рост - почти сервант.
Сентябрь мой Сервантес - Дон- Кихотство.
Ищу себя, с природой есть же сходство?
Клюющие все время крохи жизни.
Голубками летите мои письма.
Кого спасете завтра от печали?
Молчали птицы и не отвечали.
Я марки отрывала от асфальта.
Ждала когда снег ляжет тонкой калькой.
На проводах качались две сороки
И тонкой ниткой вдоль делили сроки.
Ю. П.
Посвященка
Знакомлюсь я с кустами и дорогами.
Собаки лижут руку - признают.
Земля, не озабоченная родами.
Луга встают и птицы гнезда вьют.
Не прошибить сердца - ни мятным запахом,
полынным духом,
мякотью плодов.
По-христиански жить -
Стоять распаханным.
Готовым зерна принимать от вдов,
Но с перегаром и угаром искренне...
Не отделяя плевел от зерна...
Латаем дыры и не верим в мистику.
Мы поздние, но мы твои, страна.
О весне
Только это не март...
Ты приходишь в апреле с цветением.
Безмятежное царство - черемуха, верба, сирень.
Это способ вернуть холода?
Нет,
твое день рожденья!
Может быть для кого- то,
не праздник, а траурный день.
Семитравье в душе - одуванчик, мокрица, яснотка,
мать и мачеха
первые смайлы
на радость земли.
Это светлая меланхолия.
Рабочая смётка.
Это способ с тобой поделится.
Веселье внутри!
О тебе говорить...
Надо просто вдыхать этот запах.
Наблюдать за рекой.
Комбинировать
дождь,
ветер,
снег.
Хоть взлетай вместе с птицами вверх.
О тебе очень кратко,
Не получится так у меня,
говорить о весне...
Почти что по календарю
Явили лик свой листья клена,
Почти что по календарю.
Срывает ветер как знамёна....
Он стихнет ближе к ноябрю.
Там кипятили воду в черепе,
Топили в вёдрах черный снег.
Ошибки нет.
Вы мне не верите?
Сбивает с толку интернет.
По локоть листья окунали в кровь лунной чаши,
Шли на фронт.
Мы ничего не понимали,
А осень нас брала на понт.
Капризы все ее терпели.
Дождь как стукач, сдавал нас всех.
Он был далек от наших мнений
И выгружал нам в каплях снег.
***
Мир давно обречён,
Так зачем подвергать себя пыткам?
Развяжи им язык.
Покажи горизонт и предел.
Правда жизни - ноябрь.
Не будь музыкальной открыткой.
Сколько смен этих сфер Агасфер,
Нет здесь музыки сфер.
В том что в музыке нету веселья.
Ешь винегрет.
Стой в воде, не касаясь воды,
Не цепляйся за свет.
Снег
Как все у нас нетвердо, снег, да снег.
Он настоялся ночью в черной луже.
Кому он тут весь в саже белый нужен?
Он этикетка неба...белый свет.
Белье идем на речку полоскать,
Воды нагрели,
Дров мы натаскали.
Когда сама себе я снег и сканер.
В какую дверь мне выйти снег искать?
***
Запомни ласточки крыло
и чаек крик.
И было первое :
- Алло
и много книг.
И едкий дым от сигарет,
И первый блин.
Запомни впереди лишь свет
И бог един.
***
Вся моя душа на ветер.
Господи, прости.
Человек - зерно на свете.
Ягода в горсти.
Музыкой непокорённых
Сделан к солнцу шаг.
На стене часы без стрелок,
Больше не спешат.
***
Что нам пугаться погоста, снега?
Корни растут в земле.
Сосны для будущего ковчега.
Город стоит в золе.
Дерево будет всегда святыней.
Трое стоим шаг в шаг.
На рубеже мы стоим отныне,
Только часы спешат.
Остаются стихи
Мир тревожно колеблем,
Он гонится за отчаяньем.
Мы - деревья.
Врастаем навечно корнями в него.
А потом мы садимся в плацкарт,
Наше тело качается.
Выдирает система с корнями деревья легко.
Прорастать удается не всем,
Небо часто печалится.
Потому наши корни наружу
И ветки сухи,
И на станции – жизнь,
Наша жизнь
незаметно кончается.
Жизнь кончается,
Но остаются о жизни стихи.
В смирительной рубахе
В смирительной рубахе снег и сон.
Ну, здравствуй дорогая мне столица.
Боязнь одна - с потоком этим слиться.
Хочу домой.
В глазах стоит песок.
Я грубо говоря, не вдохновилась.
Ну, типа увидал, теперь умри.
А мне Москва - ты никогда не снилась.
Тут замыкают свет мой фонари.
Похоже, я уже накольцевалась.
В такси таксист пытается понять:
Серьезно я пришла давить на жалость?
В попытке типа:
- Вы должны принять.
Приехала с одним в руках пакетом.
А дома в рюкзаке все тот же снег.
Москва не милосердна и к поэтам.
К провинциальным типа, слышу смех...
Одна потребность:
Снять скорее маску и взять билет обратный и свалить.
Ты только ветром был скорей обласкан.
Тоска сквозь стены стала так фонить.
Меня насквозь ветра Москвы продули.
Способность быть быстрее дуры - пули.
***
Не касаясь уже земли,
Отражаясь в сетчатке глаза.
Надувные мы шарики,
Неизвестно какого газа...
надышались мы и взлетев,
Избежали исход летальный.
Перед смертью одно распев…
и изношенные сандалии.
***
На новое тело надейся.
Березы стоят в серебре.
В зелёное просто оденься.
Согрета трава во дворе.
И в зимнюю стужу былинка,
Согрета была тем теплом.
Осталась все та же тропинка.
Не требует платы геном.
Воскресни, твердят снова песни.
Воскресни, поют снегири.
Что может быть жизни чудесней.
Что может быть выше любви?
***
Повернут дождь ко мне спиной и косо смотрит.
Иди за мной,
иди за мной
Заполнив соты,
И я иду за ним иду,
забыв про воздух.
Сбивая звёзды на ходу.
В начале звёзды.
В начале было слово, Но
я слышу ноты...
Как дождь стучит ко мне в окно.
Ему я:
- Кто ты?
- Даждь света мне...
И он давал,
Не различая
И в оцинкованном ведре плясал ночами.
Повернут дождь ко мне спиной,
Лицом к нему я.
Вот так мы шли к себе домой,
Миры
минуя.
©Ирина Надирова