Сто́роны

Что-то устал я за это лето,

Будто в жизни моей не было

лета ни разу, 

И если ж умереть за это,

То лучше сразу.

Истек период ожиданья твоего эха.

Выпрямившись во весь рост,

упираюсь в тяжесть ушедших лет.

И если та сторона всё ещё верит в Бога,

то эта уже нет.

Не свобода точить плоть нашу,

А неумение различать цвет биоритма.

И мозг наш похож на кашу,

Увязнув в поисках алгоритма.

Нет пути назад

Нет выхода и нет пути назад,

Уходит время, и безжалостен песок

В часах, направлен на закат

Взгляд, устремленный на восток.

В тумане кажутся, безлюдны города,

Лишь эхо в узких переулках бродит,

И исчезает, заходя в дома,

В которых каждую минуту происходит

Шум, от упавшей штукатурки,

Или от скрипа отсыревшего паркета,

А может шороха углей в печурке,

Иль шепота засохшего букета.

А мне же остается только лишь одно

Хоть это бесполезно, я уверен,

Стучатся в наглухо забитое окно

Ломится в крепко заколоченные двери.

Белым бело

Белый за окном снег,

Белый-белый в душе цвет

Белый свет ускорил бег,

Набело писать сил нет.

Белый ни листе стих,

Спрятан от глаз людей.

Долгий протяжный стих,

Крик белых лебедей.

Ждут где-то впереди,

Сотни белых ночей,

В печке горят труды,

И слезы оплывших свечей.

Белой метели вой

Видимо глух был и слеп.

Только лишь за тобой,

Белый по снегу след.

Лебедь

Смотрю на лебедей, в календаре

Уже октябрь, а птицы не спешат,

И в кисее тумане на заре

Крылами белоснежными шумят.

Ведь прежде чем уйти в нелегкий путь,

В родимой колыбели лишь на миг

Они остались. Крыльями взмахнуть

И улететь, издав прощальный крик

Они успеют. Озера овал.

Здесь всё им так знакомо и привычно.

Но час прощания, увы, давно настал,

Хоть это выглядит не очень поэтично.

И мне на сердце стало тяжелей

Я, всматривался в тающих вдали

Моих любимых белых лебедей.

Скупые слезы щёки мои жгли.

Свежо на улице, а мне невмоготу

И холодно, и скучно, и грустней

Не оттого ли что последний раз в году

Успел увидеть я волшебных лебедей?

Одной зимой

Деревья все в чахоточной листве,

Румянцем кое-кто из них зарделся

Клен по первобытной простоте,

Бесстыдно пред окном моим разделся.

То тут, то там, закованные в лед,

Задернутые шторой непогоды

Синицы, опоздавшие на взлёт,

И принявшие холода невзгоды.

И никого вокруг, кроме меня

И нескольких уснувших насекомых,

Я чувствую теперь, день ото дня,

Что больше стало лиц малознакомых.

Но так случается шесть месяцев в году

Когда всем миром правит увяданье,

Я в полузабытьи, или в бреду,

И вместо слов морозное дыханье.

И я уйду, не скрипнув половицей

И я уйду, чтобы вернуться вновь,

Быть может той озябшею синицей,

Затерянною где-то среди льдов.

Будет ли…

Море седое

Нежно ласкает руки,

Облака белоснежные

Мохнатыми гроздями виснут.

Я на покое.

Лето взяло на поруки.

В узкую щель между скалами

Зноем июльским втиснут.

Море выходит на сушу,

Тихо крадется по камням,

За геометрией ветра

Пытаюсь следить взглядом.

Ты или я, кто из нас будет разрушен?

Будет пропитан нежной любви ядом.

Будет ли снова небо гореть синим?

Будет ли море таким теплым ночью?

Буду ли я снова таким же сильным?

Напишу ли ещё хоть одну строчку?

Амплитуда тишины

Веник выметает мусор в уголок кухни,

И кухня становится похожей

на пригород Рима.

Постепенно календарь распятый,

на стене распухнув,

Сейчас напоминает изможденного мима.

Где-то в парадном шаги,

хлопнула дверь, снова тишь.

Это молчанье вбирает в себя все живое.

Я умолк, ну а ты уже век молчишь.

И солнце садится для всех,

даже для нас с тобою.

Шѐлк растекается морем размытых красок.

На столе монумент из стакана

и его подстаканника.

Трамваи набиты битком, очереди в кассы.

Ложка бьется о край стеклянного многогранника.

Скрип усталой двери, автомобильных покрышек визг.

Ультразвука оглушающая амплитуда

Уносится в никуда, продолжая

возникать из ниоткуда.

___________________

©Руслан Овдиенко, г. Азов