На окраине…

Жизнь на окраине города

шла незаметно - как прежде

медленно двигались бороды

в серой неброской одежде.

Следом за ними под «лодочку»

туфли и старые боты

мимо скучающих форточек

шли не спеша на работу.

Голуби метили выступы,

шастали грязные Шавки

и выгоняли неистово

рыжих котов из-под лавки.

Темп набирала обыденность.

Как и вчера было б жарко,

если б случайно не свиделась

прошлая молодость в парке.

Жизнь на окраине города

вдруг изменилась – мгновенно

юность без всякого повода

кровь взбудоражила в венах,

плечи расправила улицам,

крылья вручила надежде…

И передумала хмуриться

серость в неброской одежде.

Провинциальное

Занесли в провинциалы.

Оскорбили? Да ничуть.

Мы и впрямь с водицей талой

начинали жизни путь

в тех краях, где у болота

ставни яркие с резьбой,

и в морозы по субботам

в баню бегают гурьбой.

Где менты не докучают,

не бастует светофор,

а подносят чашку чая,

пригласив к себе во двор.

Не столичные? И что же?

Но зато в глуши любой

люди песнями итожат

день, идущий на покой;

свысока на мир не смотрят

и сквозь зубы не плюют,

а с утра зарничной охрой

украшают свой уют.

Вот и тянет из столицы

на неделю в те края,

где позволено напиться

из священного ручья.

Пугало

В огороде, между грядок, в пору лета

крестовина в балахоне одиноко.

Шапка рваная на тыквину надета

и приделан травянисто-серый локон.

Две метёлки – растопыренные руки,

ожерелье - пару вылизанных банок,

и платок, чтоб им помахивать от скуки

на ночь глядя, под луной и спозаранок.

Незавидная судьба у одиночки:

на ветру под ярким солнцем до мороза

без внимания, любви и без отсрочки

оставаться в кем-то выдуманной позе.

Но за что и за какие прегрешенья

превратили неудачника в изгоя,

поручив пугать замызганные перья

внешним видом, и не как-нибудь, а стоя?

А ему хотелось выглядеть иначе -

не шутом и не дубовой крестовиной,

а крылатым покровителем удачи

в поднебесье белой стаи журавлиной.

Не исчезай…

Не уходи совсем, не исчезай.

Не растворяйся в уличном пространстве,

пока по кругу старенький трамвай

с завидным для окраин постоянством.

Покружит одиночек и вернёт.

Надеюсь, и тебя вернёт обратно

листве ночной у маленьких ворот,

а мне моргнёт в окошко деликатно.

Не верю, что изменится маршрут

и рельсы перепутают дороги.

Не я один, кто с нетерпеньем ждут

ушедших на обветренном пороге.

Одни - к часам, другие - в суету.

Стареют и рождаются минуты,

но в декабре и яблони цветут,

когда уверен – нужен ты кому-то.

Меняются как люди города,

но суета спешащих одиночек

не сможет измениться никогда,

пока ушедших ждут с утра до ночи.

По вечному кругу

И там, где нет места дворняге,

где улиц смыкается круг,

скучают на выступах стяги,

а козыри мрачные врут,

позволено пешке проснуться,

увидеть дыхание дня,

чтоб снова в потёртые бутсы

полезла больная ступня…

Ничто не изменится – лужи

не выпьют за ночь комары,

и выглянет солнце наружу

из мрачной своей конуры;

за швы непутёвой дороги

заденет машинный металл

и выпишут выговор строгий

тому, кто её залатал.

Под вечер закружат заботы

и пешек обычных, и тех,

кому их иметь неохота

в разгаре безумных утех.

И ночь пролетит, и кому-то

позволено будет вставать…

А город - по прежним маршрутам,

по вечному кругу… опять.

Не…

Сколько их, недошедших до дома,

не замеченных славой и тех,

кто не встретил рассвет на соломе

и не понял, чем пахнет успех.

Необузданных и непутёвых,

не согласных ни с кем и немых,

не желающих сбросить оковы

на безбрежных просторах земных.

Неустроенных, но и не глупых,

необычных, умеющих свет

в дебрях мглы и невзрачных халупах

даже ночью глухой разглядеть.

Тех, кому ничего и не надо,

кроме горстки сердечной любви,

кто не прочь перемёрзшему саду

приказать в январе: «Оживи!».

Только рядом ещё… не допето,

не устроено, и вопреки

всем законам – не жаркое лето,

а петля безразличной тоски.

И где-то снова…

Где-то снова нет места дням,

а за пряник - удары хлыстом,

прославляя безликий хлам,

оставляют нужду на потом.

Там не тучи вверху, а ржа,

а внизу не твердыня, а лёд.

Не сумеет никто сбежать,

дальше ночи никто не уйдёт.

Оставаясь самим собой,

в темноте умудряются жить

те, кто могут спорить с судьбой

и не верят причёсанной лжи.

Мало их, но горят не зря,

беспредел не желая терпеть…

Если солнцем - взойдёт заря,

а звездой – то забрезжит рассвет.

Дни сметут наконец-то ночь,

лёд растает и взойдет сирень…

Лишь безликим нельзя помочь,

если сумерки сходят за день.

Мчатся годы…

От рождения до проводов

годы выстроены в ряд,

без причины и без повода

неохота их терять.

Много-мало ли отмерено

от пелёнок до доски,

но растрачивать намеренно

каждый год - не по-людски.

Не для праздного подарены

чудо-осень и весна -

у натруженной испарины

трудовая и цена.

А бесцельно, по течению,

да под пляски ерунды

путь приводит, к сожалению,

до безвыходной беды.

Пролетит и не воротится

время лучшее, поверь…

Постучишь, а Богородица

не откроет в небо дверь.

О картине «Девятый вал»

Горело солнце, бушевал

безумный ветер, тучи в клочья,

и пировал девятый вал

в кипящем море дикой ночью…

Взывают к милости святых

полуживые, но надежды

смывает с мачты, у живых

не остаётся сил мятежных.

И к небу тянется рука,

трепещет красная тряпица,

но смерть ужасная близка…

Что через миг ещё случится?

И маринист заколдовал -

на полотне, на удивленье,

остановил девятый вал,

вселив надежду на спасенье.

___________________

© Николай Дик, г. Азов