У лесной опушки

Кроме леса, куда ещё деться?

Дядька Леший, готовь мне приют, 

обнимусь там с берёзой, как в детстве,

и услышу, что листья поют.

Я не стану досадной помехой,

мне по нраву найдутся дела –

грибников выпроваживать эхом

да смотреть, чтобы верба цвела.

А когда лёгкий клин журавлиный

соберётся в чужие края,

я усну, как вьюнок и малина,

и весёлая песня ручья.

И пускай по весне долгожданной

не сумею пробиться сквозь твердь,

я была и листвой, и поляной,

и ручьём, отрицающим смерть.

****

Что грустить о человеке? –

был да вышел. В небеса.

На столе – лекарства, чеки,

в телевизоре – попса.

Что он думал, что он слушал,

разве нам не всё равно,

кто и чем врачует душу,

наболевшую давно?..

Вымыт, выбрит, успокоен.

Ни терзаний, ни обид.

Голубое-голубое

небо в комнату глядит.

Лампа

Ночник материнский и лампу отцову

в субботу зажгу я опять.

Их свет — точно отблеск далёкого слова,

которого не разобрать,

пока не послышался звук из заречья,

пока на другом берегу

хромой перевозчик с котомкой заплечной

устало стоит на снегу.

Пока он цигарку свою не потушит,

пока не откроет замка

и ржавой тоской громыхнёт в мою душу

старинная цепь челнока,

пока я люблю, вспоминаю и плачу,

пока ожидаю восход,

помедли, весло, потому что иначе

кто лампы в субботу зажжёт?

****

Каждый куст есть оркестр,

И неважно,

Он стар или юн, —

И в цвету, и в листве,

А особенно осенью поздней

Только ветку задень —

И поймешь напряжение струн,

Меж землею и небом

Натянутых,

Рвущихся к звездам.

На вершине куста

Воробьи,

Словно россыпи нот.

Встрепенулись они —

И послышались

Первые звуки,

И за птицами вслед

Потянулся

И яростно рвет

Притяженье земное

Оставленный куст

Длиннорукий.

Хоть планета строга

И она не допустит

Побег,

Смолкнут

Звук и строка,

Но Вселенная

Полнится ими.

Засыпают кусты,

И на них

Опускается снег,

Дополняя мотив

Нарастающей песни

Предзимья.

****

Хозяйки нет, а дом и огород

Ухоженными кажутся покуда:

И роза под окном еще цветет,

И дремлет в кухне чистая посуда,

Но с каждым днем грустнее зеркала

И ветра стон на чердаке протяжней.

— Уехала она иль умерла? —

вы спросите. Да так ли это важно?..

****

Между двумя световыми дорожками

Лодка идет по воде,

Меж берегами, осокой заросшими,

К не различимой нигде

Пристани тихой

         сквозь сумерки поздние,

Плеск засыпающих волн…

Между речными и горними звездами

Медленно движется челн.

Одуванчики

Не буду сегодня

Косить одуванчики —

Пускай поживут хоть три дня.

Пускай огородник,

Вздыхая: «Пораньше бы»,

Сурово осудит меня.

Он сразу оценит

Мое легкомыслие —

Хозяйству грядущий разор.

Добра мне желая

По-своему, искренне,

Солидный начнет разговор.

Потом замолчит:

Что, мол, с дурочкой сделаешь?

И так-то хватает забот…

А я засмотрюсь,

Как под яблонькой белою

Живой одуванчик цветет…

****

Тесна мне старость, Господи, тесна!

Особенно когда тайком весна

Дохнула на заспавшуюся землю,

И хлынул свет, и в розовом окне

Как будто новый мир открылся мне —

Бессмертный мир, и в нем неважно, кем я

Почувствую себя: травой, водой,

Синицею, да только б молодой —

Не маленькой, но чуточку моложе,

Чтоб, валенки отбросив и клюку,

Бежать, торить дорожку ручейку,

Звенеть, как он, хоть час — на воле Божьей…

****

За деревнею где-то

Кричат целый день журавли,

Будто небо кричит

И никак докричаться не может.

И страшит по ночам

Ледяное дыханье земли,

И шепчу, просыпаясь:

«Спаси и помилуй нас, Боже…»

Ты, наверное, прав,

И судьбы мы не стоим иной.

У людского жилья

Вечно пахнет войной и разором.

Если б снова заснуть

И проснуться цветущей весной,

Чтоб сирень бушевала

И утро не веяло мором.

Чтобы настежь окошки,

Чтоб с другом сидеть у костра

И глядеть на огонь –

Не на дымные лики пожарищ.

Возвратится ли завтра

Всё то, чем мы жили вчера?

Так и тянет сказать

Позабытое слово «товарищ»…