* * *

Декабрь. Юг. Зелёная трава
на зимнем платье дремлющей Деметры.
Но до сих пор пуста её кровать.
Нет снега, чтоб укрыться ей от ветра.
И прилегла б, но влажная постель,
дождями прополоскана, не сохнет.
В такой постели до костей продрогнет
любой, а новой простыни метель
не намела; на сотни километров
всё сырость, грязь, да островки травы.
Устала, дремлет на ходу Деметра,
не подымая сонной головы.
И сон её сравним со слепотою.
Не разогнув старушечьей спины,
Деметра смотрит сны, они черны,
как чернозём, размякший под пятою.

* * *

А снег летит над мертвенной землёй,
как белый пух июльский тополиный.
Жизнь тянется привычной колеёй,
протоптанной среди песка и глины.
 

Уже декабрь подкрался к январю,
и "мерикристмас" слышно в каждом звуке.
За всё, зима, тебя благодарю:
за быль и небыль, радости и муки,
 

за все свои не взрослые мечты,
за снег надежд, что всё-таки не тает,
за некую потребность теплоты –
за всё, чего для счастья не хватает...

Монолог интроверта

с эгоизмом трусишки,
на хилых своих плечах
я таскаю домишко,
в котором горит очаг.
и как маленький гномик,
чей очень надёжен тыл,
свой улиточный домик
я, каюсь, всегда любил.
в нём добротные стены,
пусть даже они тесны.
обхожусь без антенны,
но вижу цветные сны.
я давно обнаружил
пристанище по душе.
и не тянет наружу,
признаюсь, меня уже.
ну чего я не видел?
чем мир меня удивит?
не покину обитель –
я немощен, не привит.
волноваться чревато,
я свой берегу покой.
хоть живу тесновато,
всё нужное под рукой.
ни гостей, ни гостинцев –
ни сора, ни ссор в избе.
так и буду ютиться
и дальше в самом себе.

* * *

Рефлексия приелась до оскомы.

Сосредоточусь на простых вещах,

сама себе знакомец незнакомый,

философ, доморощенный на щах.

Вот соль, без коей жизнь пресна, безвкусна,

а с пересолом – солона, горька.

Жизнь тоже нужно приправлять искусно,

к разнообразным вкусам привыкать.

Не всё же губы в мёд макать, смакуя,

как карамельку, сладость бытия.

Порой лепёшки пресные пеку я,

и не боюсь несладкого питья.

Бывает, всё горчит до отвращенья.

Но зубы сжав, перецежу и то.

Куда страшней потеря ощущений

и шамканье пустым, беззубым ртом.

Сухарик будней размочу водицей

живого слова, вверенного мне.

Ничто не лишне, всё мне пригодится.

Я говорю – и счастлива вполне.

* * *
 

Зорко одно лишь сердце.
Самого главного глазами не увидишь.

                                           Экзюпери

Пока мы живы, всё возможно.
И не берись легко судить
о том, что истинно, что ложно,
что изживать в себе, с чем жить.
 

Не тщись понять. Лишь сердце зорко,
пусть даже в чём-то и солжёт.
Не пепел – снег ложится горкой
в строку и, согревая, жжёт.
 

Отобразить возможно ль в слове
многообразие всего?
Но жизнь идёт, и всё в ней внове.
И нет важнее ничего!